23/09/2013

Цудоўныя імгненні

Фама Ілліч Вячорка
Глава 3. Чудные мгновенья

Тундровое болото. Трава-чорноголов. Пастушки-«спартанцы». «Степные монголы».  «Старые» и «малые». Устав «степняков». Из Пусток с песнями. Ночное. Водопой в Круглице. Всадники Чингизхана. Пастьба волов. Сухая погонька, Брусничная, Морино.

Непосвящённому человеку трудно поверить в то, что на территории Городнянских угодий имеется тундровое болото. Однако это факт. Расположено оно в 6 км на юг от Городной. Это огромные просторы, покрытые зелёным мхом и редкими карликовыми сосёнками. Но Городнянская тундра уникальна тем, что на ней растёт трава – настоящее чудо природы.
Называется она чорноголов. Чорноголов начинает расти с глубокой осени и растёт всю зиму, невзирая на снег, мороз, лёд. Созревает чорноголов в конце мая. При созревании на его верхушках появляются белые бутончики,  наподобие хлопка. Этот богатейший дар природы Городенец использовал в своих целях, как только расставал снег, обнажив огромные просторы покрытые обильным урожаем очень притягательного и сочного чорноголова. Сначала он цветет темно-серым цветом, потом желтым. Чорноголов как полноценный зеленый, даровой и в достаточном количестве корм являлся для крестьян очень ценной добавкой на заключительном этапе зимовки скота. Приходится он в основном на март, апрель и растет на кочках, а между кочек вода. В марте и начале апреля эта вода со льдом. Сапог тогда у пастухов не было, ни кожаных, ни резиновых. Все без исключения пастухи были в лаптях. И вот, можно себе представить, как доставалось этому бедному пастушку, когда он поочерёдно вынимал из ледяной воды то одну, то другую ногу, чтобы перетерпеть такое испытание. И так целый день, и каждый день. Если посмотреть на этих пастушков со стороны, да подумать, – то они сами являли собой чудо природы. Ни один из них никогда не кахнул и не чихнул. В большинстве случаев это была молодежь, подростки. Настоящие спартанцы. На большее не способны даже индийские йоги. Наш современный человек оттуда бы живым не вернулся.
В то время Городная могла гордиться не только йогами да спартанцами, но и своими «степными монголами». Что же это были за степняки?  В то время почти в каждом хозяйстве была своя лошадь. Этих лошадей надо было пасвить днем и ночью. Днем не каждый день, потому что на лошадях иногда работали. Лошадей только тогда не вели в ночное, когда был дождь, или с вечера надвигалась гроза. А если погода позволяла, то каждую ночь, начиная с мая и до конца августа и даже в сентябре лошадей вели в ночное. На каждую лошадь был отдельный пастух. Их было около 40. Пастухов этих называли  конниками. Подразделялись конники на две группы: на «старых» и на «малых». «Малые» – это от 10 до 16-17 лет. «Старые» – это взрослые, женатые, пожилые. «Малых» было всегда подавляющее большинство, процентов 80. У конников была своя, своеобразная, строгая дисциплина, свой устав и свои обычаи и традиции. Выполнять законы устава должны были только «малые». «Старые» только смотрели за соблюдением законов «малыми». За невыполнение приказания грозило тяжелое телесное наказание, исключение из отряда конников. Уставом предусматривалось:
1. Место сбора и построения – Пустки.
2. Не опаздывать на построение.
3. На место ночлега отправляться всем вместе, строем, с песнями.
4. Не создавать отдельные группы конников.
5. Строго соблюдать внутренний распорядок устава, традиции конников и т.д.
После ужина конники в полной готовности собирались на улице и ожидали, когда старый Шулда проедет на своём коне вдоль улицы. На шее его коня висел колокольчик. Это служило сигналом для построения. Все мигом разбегались по коням и как по тревоге строились на Пустках. Затем указывался маршрут, и отряд с песнями направлялся к месту назначения. По прибытию на место каждый путал своего коня и все отправлялись за дровами. На ночь и темноту скидки не было. Время не ограничивалось, собирай где угодно и сколько угодно, но без дров не приходи. Горе тому, кто придет без дров. Если ночевали далеко от Городной, то дрова собирались на месте, а если близко, то за дровами шли в село. В селе тоже никто не указывал, где брать. Бери, где знаешь. Кто отрывал колки от забора, кто снимал жерди, а кто брал готовые дрова со двора у людей. Когда разгорался хороший костёр, «старые» назначали дежурных смотреть лошадей: вот эти до полуночи, а эти после полуночи. После таких распоряжений «старые» располагались поудобнее возле костра спать. А свободные от дежурства «малые», укрываясь своими кожушками, укладывались за их спинами. Хотя кожухи, которыми они укрывались, кишели блохами, сверху наседали тучи комаров, снизу от сырой земли донимал холод, ноги в лаптях мокрые, спалось очень сладко.                                                                                             
Ночь летняя коротка, да и та на исходе. Как только начинало чуть-чуть светать, все поднимались и шли смотреть коней. Очень часто коней на месте не оказывалось. Не выдерживали юные десятилетние часовые. Сон их одолевал, валил с ног, а лошади уходили в поля, на посевы ржи, овса и т.п. Было бы полбеды, если бы только одно поле. Полей было много и в разных сторонах, а куда ушли лошади, никто точно не знал. Поэтому степняки разбегались в разные стороны.  За потраву посевов грозил суд и большие штрафы. Поэтому каждый, кто дорвался до своего коня, быстренько его седлал  и как призрак, ещё до восхода солнца во весь опор мчался домой. Лошади на поле напаслись хорошо. Можно  было часов до 8 ставить их в хлев и самому немножко вздремнуть. А то, если конь не пойдёт работать, значит опять на коня и опять в степь.
Но днём уже совсем другое дело. Самое главное – днём не было «старых». Днём «старые» работали. Поэтому «малые» чувствовали себя днём вольготно, совершенно свободно. Сами себе хозяева. Днём над ихними душами не стояли эти страшные, постоянные, безжалостные, бездушные, грубые угнетатели, палачи. Никто не трогал их торбочки. Сами определяли место, куда вести лошадей. По прибытию на место располагались на целый день. Делали что хотели. Если не было готового, строили от дождя и солнца шалаш. Кто хотел, ложился спать. Ведь прошедшей ночью они почти что не спали. Играли в разные игры, шли собирать птичьи яйца. А гнёзд птичьих тогда было много-много. Были дикие утки, тетерева, книги (чибисы – Г.В.), всевозможные кулики и многие, многие другие. Если охота была удачной, набирали хлопцы яиц по полной шапке. А потом варили, жарили и ужинали яйцами, как хотели. Наподобие первобытных людей.
Часам к 12, когда начинало крепко припекать летнее солнце, седлали коней и отправлялись в Круглицу поить лошадей. Там их поили, купали и сами купались. Круглица тогда была чистая, полноводная, вода тёплая, берега чистые. Дождавшись вечера, начинали собираться домой. И тут начиналась главная потеха, которую можно смело назвать чудными мгновениями. Интересное было зрелище, когда эти наездники с трудом могли взобраться на коня, а некоторые, чтоб взобраться на верх, ложились на опущенную конскую голову. Конь затем поднимал голову и таким образом подкидывал «всадника» на верх. Когда все усаживались на коней, пускались наперегонки. И вот эти пацаны, без сёдел, без уздечек, все до единого босиком неслись по степи как ураган, как призраки. Под копытами их коней гудела, дрожала земля. А они неслись и неслись, как воины Чингиз-Хана, с дикими криками, возгласами и визгами, вплоть до самой домы. В село въезжали с гордо поднятыми головами, точно казаки в станицу после победного боя. Но приезжали они домой ненадолго, а лишь для того, чтоб поужинать да позавтракать. А всё остальное время они находились в степи на коне.

По воскресным и праздничным дням «старые» не работали и коней на пашу водили, как и в ночное, вместе с «малыми».  Строились на Пустках  и организованно отправлялись, но без песен, потому что петь было ещё рано, поп был в церкви, шло богослужение. Никаких продуктов на день «старые» с собой не брали, у них даже торбочек не было. По прибытии на место, путали лошадей, подбирали подходящее место для стоянки, располагались. Затем от имени «старых» следовал приказ: у кого свежие, мягкие пироги – сдавать сюда. Кто сдавал, кто не сдавал. Кто не сдавал, – забирали силой (конфисковывали) и тут же, без отрыва, без участия «малых»  поедали. После такого ритуала, если в эту пору в лесу или на полях имелась какая живность, следовал наряд. Два человека назначали на целый день пасвить лошадей. Три человека командировали домой за горшками, ложками, солью и, конечно, ставилась задача добыть хоть немножко сала для засмаки грибов и кришанов с грибами. После наряда «старые» подбирали себе поудобнее место в холодку и укладывались спать. Ведь они были измученные повседневным тяжёлым трудом. Для них это был отдых. Когда все командированные возвращались с добычей, начиналось приготовление обеда. Готовили «старые», готовили много, с большим запасом. Варили несколько горшков бульбы, несколько больших горшков грибов и кришанов с грибами. Когда все было готово и подано на стол (на свитку), все на равных правах садились за стол – начиналась трапеза. Ели дружно, аппетитно, молча. «Малые», уже до этого умудренные таким опытом, ели мало, осторожно. Они знали, что придется после общей трапезы доедать остатки по закону, что «ничто не должно пропадать». Постепенно один за другим «старые» начинали от стола откатываться. Не вставать, а именно откатываться. Вставать не позволяли им перегруженные желудки. Поднимались с большим трудом только те, которым надо было срочно заглянуть в кусты. «Малые» должны были есть до тех пор, пока на столе не оставалось ни малейшей крошки еды. Когда «малые» начинали бунтовать, остатки еды делились между ними на равные части, которые должны быть безоговорочно съедены до последней крошки.  «Доводился план», который должен быть выполнен при любых обстоятельствах. За наблюдением выполнения «плана» становился над детскими душами Иван Мороз, вооруженный уздечкой – попробуй не подчинись. Мороз никого не боялся и не стеснялся. Он стоял на страже закона по охране традиций. Особенно строго смотрели, чтоб не оставалась недоеденная бульба. Если оставались грибы и кришаны, то их доедали ночью, когда приводили лошадей в ночное. Ночью «старые» справлялись с остатками без участия «малых». Малых туда даже не приглашали.
Может возникнуть вопрос – почему «малые» терпели такие унизительные издевательства? Почему не отделялись от «старых»? Причина ясная – потому, что «старые» не взяли бы с собой «малых» на ночлег. А ночевать «малые» сами, без «старых», боялись. Это была основная причина, которая породила столь жестокие, дикие вековые традиции. Не всегда «старые» удовлетворялись остатками той еды, которые были недоедены днем. Когда в огородах созревали огурцы, кукуруза, вишни и т.п. (помидоров тогда ещё вообще не знали), они посылали малых конников на ночные промыслы. Возвращались юные конники со своих вылазок с богатыми трофеями – с кукурузой, огурцами, вишнями, дровами и даже свойскими утками (ловили на Глинках). Иногда эти утки были собственностью «старых» конников. «Старые» к этому времени уже успевали изрядно выспаться. Начиналось приготовление ночной  трапезы. Ночная трапеза проходила под таким же этикетом, как и дневная.
Пастьбу волов тоже можно назвать чудным мгновением. Тех пастухов, которые пасли волов, называли воловниками. Волов у населения было меньше чем лошадей – всего пар десять. У воловников были свои традиции. Выгоняли волов на пашу ещё затемна. Исходной точкой отправки волов на пашу тоже были Пустки. Для этого один из воловников выгонял волов на Пустки раньше других и трубил в рог-трубу. По этому сигналу все собирались, брали с собой сухой паёк продуктов питания. Когда все собирались, два человека оставались возле волов за пастухов, а все остальные шли в «Сухую погоньку» готовить завтрак. Попутно они должны были зайти и накопать бульбы, а в лесу насобирать грибов. Готовили завтрак из такого расчёта, чтобы на каждого воловника попадало в среднем по одному горшку. Варили вкусно, засмачивали жирно. Часам к десяти волы подходили к стоянке и начинался чудесный завтрак. Ели до изнеможения. Здесь на «старых» и «малых» не делились. Поэтому ели дружно, всем коллективом, старались на совесть, чтоб «ничего не пропадало». Часок отдохнув, повара (в основном женщины) уходили на Брусничную готовить обед. А остальные, переваливаясь с боку на бок, переваривали сытный, обильный завтрак.
Волы занимались тем же, только они с боку на бок не переворачивались. Они, видимо, своих желудков не перегружали. Когда волы решали, что лежать хватит, они поднимались и один за другим уходили на пашу. За волами лениво и неохотно вставали и шли следом воловники.  Начиналось медленное шествие на Брусничную. А там уже ожидал сытный и тоже обильный обед и прекрасный на лоне дикой природы отдых. После обеда можно было отдыхать всем, в том числе и поварам, чуть ли не до самого вечера. Поэтому можно было пообедать и поплотнее. Так и делали. После обеда на ноги не обязательно было подниматься. Можно было тут же у стола повалиться на бок и, тяжело дыша, переваривать обед. Можно было и подремать. Волы в Морине паслись сами, им тоже хватало вволю буйной, сочной травы. Наевшись до отвала, они выходили на край, укладывались рядом со своими хозяевами и следовали их примеру. Получалось, что волы следовали примеру воловников, а воловники – примеру волов.
Исходя из всего упомянутого, можно сделать вывод, что человек, как и всякое другое животное, является первозданным продуктом природы. И основная его забота, как и всякого другого животного, – это поплотнее наполнить желудок и побольше поспать. Отличается животное от человека тем, что оно не переедает и не пересыпает. Так было, так есть и будет во веки веков. А вся наша жизнь – это всего лишь чудное мгновение.

1986 -1987 год.

No comments:

Post a Comment